С первого взгляда этот рассказ может показаться чисто фантастическим по жанру. Я бы хотел, чтобы вы восприняли «Прощение» не как занимательную сказочку, а как назидание и повод задуматься над тем, что наш могущественный цивилизованный мир — это, по сути, замок из песка, который легко может рассыпаться, если на него дунуть… и над тем, что наш долг – этот замок сохранить
Андрей Исаев
«История большинства имеет конец, а вот история меньшинства закончится только вместе с Вселенной (… )Эксперимент есть Эксперимент. Жить не дадут, но и подохнуть – тоже»
Ар. И Б. Стругацкие «Град Обреченный»
Самолеты и ракеты заполоняли радары,
Пара ударов, еще пара, попытка перехвата,
Забавная все-таки штука, этот ваш мирный атом…
Высокие технологии, культура богатая,
А теперь только красные пески, крутые горы и кратеры…
Иван Алексеев (Noize MC)
С помощью случайностей Бог доказывает свою анонимность
Альберт Эйнштейн
I
Я никогда не понимал, зачем дед научил меня чтению и письменности. В поселке была всего одна книга – «О вкусной и здоровой пище», ставшая мне букварем. Я никогда не забуду, как дед часами заставлял меня, 6-летнего пацана, вслух перечитывать непонятные кулинарные рецепты до полного изнеможения, до ряби в глазах. Сам он в это время качался на стуле, мрачно раскуривая свой табак, ценимый им больше жизни.
Писать он меня научил, дав мне деревянные дощечки, палочки и чернила, сделанные из черной глины и воды. Он диктовал мне длинные тексты, истории и стихи, которые, судя по всему, сочинял сам. Хотя однажды он назвал мне автора стихов – какой-то Пушин или Пушкин, точно не помню.
Я часто спрашивал деда, зачем он меня этому всему учит. В ответ дед всегда твердил: «Пока жива речь и письменность, живо человечество».
Дед погиб, когда мне было двенадцать лет. Его убили мародеры, за то, что он не пожелал отдать им всю еду и воду при нем. Они избили его до смерти железными прутами и палками, и знание речи и письменности не спасло его от смерти.
Я так и не успел спросить его, почему мы живем в ядовитой безжизненной пустыне, и вокруг нет ничего, кроме мародеров и хищников.
Я часто вспоминаю, как дед рассказывал, что ему было четыре года, когда пришел Конец. После Конца он скитался с родителями еще 15 лет, собирая книги и картины. Потом на его поселение напало другое, все кроме него были убиты, он взят в плен. А его книги сожгли у него на глазах.
Еще он рассказывал о каких-то говорящих ящиках, тачках, которые едут сами собой, об умных механизмах и о Городе. Он был уверен, что Город существует и находится далеко на запад от поселения. Он огромен, больше нашей деревни в сотни раз.
Я всегда сомневался в том, что мне не понадобятся знания данные дедом. Но я ничего не забывал, не потому что не хотел, а потому что просто не мог.
…Примерно за месяц до моего 23-летия внезапно стала заканчиваться еда в поселении. Торговцы перестали появляться, животные, на которых мы охотились, почти исчезли.
А потом… потом пересохла единственная река в деревне. Это случилось из-за страшной жары, опустившейся на пустыню. Самые молодые и смелые отправились искать воду, и не вернулись обратно.
II
А еще через неделю к нам пришли люди с юга. Грязные, оборванные, изможденные, но вооруженные и очень озлобленные. Их было много, более двадцати мужчин, среди них были даже лучники.
Они не стали ничего просить или требовать, они просто принялись поджигать и разрушать дома и убивать людей, забивая их руками и палками, нанизывая на копья и протыкая стрелами…
Я следил за ними, и когда их яростная волна захлестнула самую большую площадь поселения, я вскарабкался на крышу хижины, стоящей посередине, и завопил:
— Послушайте!
На меня поднялось множество сухих, колючих и красных глаз. Кто-то кинул камень, но промахнулся. Лучники задумчиво и многозначительно теребили оперение стрел.
— Что вам здесь надо? – закричал я.
— Нам нужна еда!! – завопил десяток глоток.
— Вода!!! –надрывались другие.
— Но зачем убивать людей а не найти еду самим? Или попросить у нас?
На худых и смуглых лицах проступило недоумение. Они стали с удивлением переглядываться, кто-то даже открыл рот, не в силах осмыслить мои слова.
Они не понимали, эти дикари, как получить желаемое бескровно. Для них чужая жизнь – пустой звук, они думают только о себе, точнее о своем брюхе. Это уже не люди, это существа, потерявшие свой облик и душу, убивающие и жрущие друг друга. Это жестокая и тупая стая.
И словами тут не поможешь.
Один из лучников все же выстрелил, но не попал, стрела чиркнула по крыше хижины и отлетела.
Это стало сигналом. В меня полетели комья земли и всякий мусор. Я начал сползать с хижины, но не успел. Когда я спускался, брошенный кем-то камень попал мне в затылок.
III
…открыть глаза я смог не сразу. Веки были словно каменными и не поддавались. Открыв их, я с трудом приподнял тяжелую голову, и с третьей попытки сел.
Те твари все-таки сделали свое дело. Поселок был разрушен. Дома спалены дотла. Людей, единственных дорогих мне людей во всем мире, невозможно было узнать. Да и сам мир опустел, умер окончательно. Я медленно, поминутно спотыкаясь, побрел прочь из родного поселения. Над разрушенными хижинами вился дым. Было тихо, тихо до звона в ушах. Ничего не осталось…
Еды они, конечно, не оставили. Мне удалось найти лишь кусок вяленого мяса и флягу с почти чистой водой.
Пройдя несколько метров, я почувствовал головокружение и сел на песок. Надо было искать укрытие, ведь ночью могут прийти волки, а это верная смерть… хотя, что мне еще осталось, кроме смерти…
Я отправился на запад. В Город.
Медленно, покачиваясь, я шел по пустыне, по мертвой земле с редкими желтыми кустиками, на которой, казалось, никогда не было жизни. Ни жарко, не холодно. Не единого звука, порыва ветра. Пустой, словно бы искусственный мир.
IV
Я шел уже не один час, когда внезапно споткнулся об какой-то предмет, и упал. Это был большой мешок из очень плотной серой ткани, стянутый веревкой. Потянув за толстую нить, я открыл его. Внутри был пакет из непонятной мягкой и прозрачной материи. Вскрыв его, я обнаружил большую книгу, пожелтевшую от времени, и папку из твердого материала, похожего не металл. Внутри папки лежала стопка бумаг, исписанных от руки, ровным, понятным почерком. Я взял первый лист и стал читать:
«Этот дневник ведет капитан Российской армии, представитель Тайной Разведывательной Службы Сергей Павлович Петренко. Мое местоположение: тайный резервный военный бункер «Зеркало-3». Мои координаты: +47° 42′ 34.31″, +40° 12′ 55.63″.
Сегодня 4 марта 2013 года. Я нахожусь в бункере 80 дней. С момента Катастрофы прошло 82 дня. Вчера впервые заработало радио. Единственная рабочая радиостанция (нечто вроде нового правительства, сколоченного на месте Киева) сообщает: оказывается, все гораздо хуже. На территорию Европы и Конфедерации уже сброшено уже более 800 анейронных абиотических и экзо-атомных бомб. В ответ было сброшено в разы больше. С февраля, когда в Войну вступило еще 60 стран, существование человечества как организованного общества попало под угрозу…
…Потом связь была потеряна…
Я снова убедился, что с изобретением анейронных и абиотических бомб мы преступили незримую, но фатальную границу, и разница между цивилизацией и бездумным уничтожением себе подобных стала призрачной. Война ожидаемое событие. И это наша последняя война.
P.S. Я стараюсь не думать об Анечке и детях… о брате, о друзьях… прошло почти три месяца, а в голове никак не укладывается… их больше нет. Боже мой…»
Я почему то перешел на последний лист и продолжил читать:
«19 июня 2014. Никакой информации. Последнее сообщение поступило со Смоленского лагеря три недели назад. Сообщали, что война закончилась в августе прошлого года, после того, как Солнечная Аномалия навсегда изменила климат мира. Я провел кое-какие исследования, получается, что озоновый слой земли, истончившийся после бомбежек, просто не выдержал очередного повышения солнечной активности.
Теперь существование жизни на Земле сильно усложнено, если не невозможно.
Я решил. Я все-таки поднимусь на поверхность. Плевать на радиацию. Плевать на Солнце. Плевать на то, что я, может быть, последний. Я не могу больше здесь сидеть. Я пойду на юго-запад, к морю. Там жизнь, я надеюсь… надежда – вообще глупое чувство. Вредное… хотя, говорят, надежда умирает последней, значит я еще жив…
Мой дневник, и единственную книгу, которую я хранил все это время, я спрячу в мешок из микрофибровой трехслойной мешковины и оставлю на поверхности. Мои исследования, замеры, и деловые записи я оставлю. Пусть гниют, они больше не имеют ценности… а мешок может пролежать сотни лет, и сохранить содержимое.
С нами Бог. С каждым днем в это все труднее верить, но я все еще держусь. Кто бы это не читал, знай, пока ты жив, живо человечество, и у людей есть шанс.
У тебя есть шанс»
На этих словах записи обрывались. Я долго сидел на земле, пытаясь осмыслить прочитанное. Потом я прочитал последние листы еще раз. И понял.
Солнце не гасло. Конца не было. У людей было прошлое, огромное и богатое.
Но у них нет будущего.
Я вспомнил, что кроме записей в мешке лежала книга. Я достал ее, оттряхнул. На обложке было написано большими позолоченными буквами: БИБЛИЯ.
V
Отвлекался от чтения я два раза. Первый раз от голода. Я жадно доел оставшееся мясо и продолжил читать. Во второй раз меня отвлек волчий вой.
Уже давно стемнело, я еле разбирал буквы, но луна светила ярко. Судя по громкости воя, волки были далеко, наверно ужинали поселенцами. Я успокоился.
А через несколько минут на горизонте замелькали приземистые силуэты.
Я даже не удивился, я был давно и безнадежно мертв, а мертвые, как известно, не удивляются. Я отложил книгу, поднялся.
Они довольно долго не подходили – кружили, рычали издалека. Но вскоре неутомимый голод пересилил боязнь смерти и они стали приближаться.
В груди у меня зашуршал запоздалый страх. Хотя чего тут бояться – все равно подохну… я поднял с земли увесистый мешок, и, положив в него книгу и папку, взял за изголовье. Схватив это жалкое орудие, я занял оборону.
Первого волка, посягнувшего на мою ногу, я резко, с разворота ударил мешком по морде. Мышцы заныли, голова, еще не отошедшая от удара, закружилась. Волк завыл и отскочил. Но мне просто повезло. Они окружали меня, страшно щелкая зубами. Я пятился, все время оборачиваясь и отмахиваясь. Внезапно один из волков резко прыгнул, сбив меня с ног. Я ушел от него, перекатившись, но падая, выпустил мешок из рук и теперь остался совершенно беззащитным. Из упавшего мешка выпала книга. Я стал отползать к ней, отмахиваясь от волков, норовивших вгрызться мне в лицо. В полубреду я схватил книгу и закрылся ей от вонючих скалящихся морд. Я увидел, как один из волков попытался схватить книгу зубами, но внезапно он завизжал и отпрыгнул. Другие звери оцепенело сгрудились в кучу, с со звериным ужасом смотря на книгу, и стали медленно отползать, прижав уязвимый живот к земле. Я не успел встать, как волки разбежались.
Случилось что-то невероятное, мне несказанно повезло, но я отлично, что это лишь отсрочивает мою смерть. До самого утра я сидел на земле, не сомкнув глаз, напряженно всматриваясь за горизонт. Хотелось есть и пить. Книгу и записи я не читал, было слишком темно.
Воду я берег, и допил флягу только на рассвете. А потом я все-таки дочитал книгу. Я мало понял, но тому, что понял, я не поверил.
Я поверил только тогда, когда внимательно прочитал дневник капитана Петренко. В записях от 2 апреля 2013 года я обнаружил такие строки:
«…В прошлый раз, разгневавшись на людей, Господь ниспослал потоп. Но люди были прощены и спасены от уничтожения.
В этот раз хуже. Бог послал людей на людей. И это оказалось гораздо разрушительней потопа. Люди истребили самих себя быстро, увлеченно, со вкусом, так и не подняв глаза к небу. И людей уже не простят. Все потеряно. Может… скорее всего где-то люди продержатся еще лет 50-100, — потеряв человеческий облик и остатки сплоченности и культуры. А потом конец.
Конец, если кто-нибудь не заслужит прощения»
VI
Над плоской, как тарелка, пустыней, медленно поднималось яркое красное солнце. Хотелось пить и есть…но жить уже не хотелось.
Мрачно и медленно, увязая в песке, цепляясь за желтые колючие кусты, я брел на запад, не обращая внимание на палящее солнце и боль в голове.
Сколько осталось людей в мире? Тысячи? Сотни? Единицы? А может быть, я последний?
Я буду брести еще день. Может два. Буду жрать чахлые сухие кусты, пить ядовитую зеленоватую воду, и отбиваться от волков Библией. А потом я вдруг упаду, и больше не смогу встать. Мою плоть съедят волки, мои кости вскоре рассыплются под яростным солнцем, книга и записи превратятся в прах. Не сильно оптимистично, но этим все и закончится.
Я остановился. Поднял глаза к небу. Небо был пустым и желтоватым. Я обернулся – меня ослепило сияние солнца. Я посмотрел направо – вдалеке угадывались какие то серые развалины. Руины уверенной в себе глупой цивилизации.
А вот слева от себя я заметил какое-то движение. Из-за подернутого подрагивающей дымкой горизонта появились маленькие серые фигурки. Я, одержимый глупой надеждой, пошел им навстречу.
Это были люди. Много людей. Старики, дети, женщины, держащие на руках младенцев, мужчины со смуглыми усталыми лицами…
Боже, это были сотни людей! Измотанных, оборванных, шатающихся, но все же людей!
Я остановился, и, затаив дыхание, смотрел на них, открыв рот. Они еще не поравнялись со мной, а я уже вскинул руки и громко крикнул:
— Друзья!!
Они молчали, мрачно воззрившись на меня. Пауза затягивалась.
— Друзья… — тихо, почти жалобно повторил я.
Они молчали еще минуту. Некоторые медленно побрели дальше. Потом кто-то в толпе все же спросил:
— Кто ты? – в его голосе не было ни любопытства, ни интереса, ни надежды. Так, осведомление.
— Я Иван Горин, последний из поселения на востоке, — ответил я и поднял мешок с книгой над головой. – я принес вам знание, которое спасет вас!
Они, конечно, не поняли, о чем я. Ну это ничего. Все равно мы спасены…
Из толпы вышел мужчина и сказал:
— Мы уходим из Города. Нас гонит жажда и голод, многие из нас умерли. Чем ты поможешь нам, Иван Горин? Я не вижу при тебе воды и еды.
— Но у меня есть книга… — начал я.
— Книга? Что такое книга? Хотя это неважно. Ты можешь идти с нами. Можешь остаться здесь. Прощай.
И этот человек пошел вперед. И беженцы пошли за ним, опустив глаза. Я в ужасе смотрел им вслед. К горлу подкатила тугая безнадежность. Подчиняясь тихому, безнадежно глубокому зову, я упал на колени и закричал вслед уходящим горожанам:
— Стойте!! Я дам вам воду! Я спасу вас! Я дам вам веру!!
Никто не обернулся и не остановился. Упав лицом в песок, я зарыдал, как ребенок, шепча сбивчиво, но совершенно искренне:
— Господи… помилуй их… они же там подохнут… все… прости нас, мы исправимся… дай нам жизнь… помоги мне остановить их… умоляю…аааа…
Они уходили. Уходили на юг – где жара, безводье, где смерть. Уходили, не оставляя следов даже на песке – последние разумные люди мира.
Внезапно я резко, до хруста, задрал голову. Зажмурился и что есть мочи завопил, первое, что пришло в голову:
— Я верен Тебе! Я верую! Прости!!!
На лоб мне упало что-то мокрое. Другая капля упала на подбородок. И вот уже забарабанили по моему лицу, плечам, груди, маленькие частички воды. Я открыл глаза. На небе были какие-то темные, пушистые предметы, закрывшие солнце и часть небосвода.
— Дождь?.. – неуверенно прошептал я, чувствуя как чистая, холодная вода падает мне на губы и лицо, — дождь!!!
О дожде мне когда-то давно рассказывал дед. Его не было уже лет сорок, так он говорил.
Невероятно…
Беженцы ликовали. Жадно ловили ртом крупные капли, умывали водой детей, прыгали и смеялись.
А потом, совершенно внезапно, но синхронно, все до единого, повернулись ко мне лицом и встали на колени.
Я бережно достал книгу, и, прикрывая ее от дождя собой, медленно пошел им навстречу.
